Давно хотел написать про Д. Д. Селинджера, но все руки не доходили. Но даже не только в руках дело.

Селинджер - это нестолько непростой автор, что к разговору о нем не знаешь, как и подступиться... Даже гениальный бунтарь Кен Кизи (который тоже ждет своей очереди) - и тот на порядок проще, чем Селинджер...

Но я все таки попробую.

Начал я с того, что по совету френдов прочитал "Над пропастью во ржи". И совершенно не проникся.

Теперь я понимаю, что это распространенная ошибка, начинать читать Селинджера с этого романа. Вы не поймете ни автора, ни героя романа - подростка Холдена, если начнете знакомство с творчеством Селинджера именно с этого произведения.

Селинджер очень своебразен. В его литературных работах нет, как такового, никакого сюжета. Не считать же "сюжетом" изложение того, как отчисленный за неуспеваемость из школы парень мается 3 дня от скуки. Не намного больше сюжета и в других работах Селинджера.

Сюжета, но не смысла. Смысл там всегда присутствует преизобильно, если знать, что именно искать...

Уже после прочтения романа "Над пропастью во ржи", когда я собирался было отдать книгу в библиотеку и начать читать что-нибудь "поумнее", какое-то смутное чувство не давало мне покоя. Мне казалось, что в романе есть какое-то "второе дно", которое я никак не могу обнаружить. Настолько точно и тонко был вырисован образ Холдена, что совершенно ясным виделось его будущее в этом циничном мире лжи и лицемерия, которые так омерзительны для главного героя. А ведь это была еще "старая" Америка, Америка 60-х, когда подростки типа Холдена ходили в театр, а не на дискотеки... И настолько эстетически сильным был образ пропасти около поля ржи, где Холден хотел бы беречь играющих детей в том кульминационном разговоре Холдена со школьным учителем, что я никак не мог принять "одномерность" романа... И я стал читать дальше.

Чтобы понять Холдена, надо понять Селинджера.

Селинджер вырос в семье актеров. У него была целая куча братьев и сестер (это была еще другая Америка), и их было столько, что я сбился со счету, когда пытался подсчитать. Штук 5, наверное. Родители семьи Глассов (настоящая фамилия автора, как я понял), решили заложить в своих детей все самое лучшее, на их взгляд, что было в мировом культурном и нравственном опыте. Дети росли не на комиксах и сказках, а на Упанишадах, Алмазной Сутре, Евангелии, Блэке и Шекспире... Один из братьев Селинджера, просто ради развлечения, в подростковом возрасте переводил сутры с санскрита на греческий, а сам Селинджер, по его скромному признанию, знал 7 языков, 4 из которых мертвые, и он часто говорил сам с собой на этих языках. Знания их были, судя по всему, крайне эклектичны, но совсем не поверхностны.

В автобиографичной повести "Зуи" (а у Селинджера, на самом деле, все произведения так или иначе автобиографичны) Селинджер приводит монолог своего брата Зуи, когда тот с болью и горечью рассказывает, как с детства не мог поесть, пока не произнесет 4 великих обета буддизма, а когда он один раз все-таки заставил себя это сделать, то его вырвало. Это может дать некоторое понимание о той глубине "пропускания через себя", "проживания" тех духовных традиций, с которыми соприкасались дети семьи Глассов.

Уже в детстве они прослыли гениями. Много лет подряд с ними проводили радиопередачи, которые слушала вся Америка, их исследовали десятки психоаналитиков...

Я затрудняюсь дать оценку тому, что же получилось из этих детей. Сами они считали себя некими уродами, и наверное, это было не так уж далеко от правды. Они не умели жить "просто", экзистенциально-нравственные проблемы, которые они затронули в детстве и юности, преследовали их всю жизнь. Старший брат Селинджера, Симор, во время медового месяца пускает себе пулю в висок. Причем не от несчастной жизни или потери смысла, а от "слишком большого счастья" (подробнее см. "Симор. Введение" и "Рыбка-бананка"). Его сестра, Фрэнни, бросает театр и колледж, где она училась театральному искусству, не в силах разобраться в себе (хотя позже, возможно, возобновляет обучение. Подробнее см. повести "Фрэнни" и "Зуи"), а сам Селлинджер, списав с себя образ Холдена, так и не научается мириться с неискренностью окружающих и фактически уходит в затвор (поселяется в доме в лесу, в котором нет даже телефона)...

Поэтому и роман "Над пропастью во ржи" уникален именно раскрытием внутреннего мира Холдена. Не надо искать там сюжет. Все сюжетные события нужны автору лишь постольку, поскольку способствуют раскрытию черт характера героя. Как и все произведения Селинджера, роман начинается тогда, когда автор начинает испытывать графоманский зуд, и заканчивается, когда автор решает, что образ раскрыт достаточно полно. 

Но я бы советовал начать знакомство с Селинджером с работ "Фрэнни" и "Зуи". По сути, это рассказы о том, как сестра Селинджера, Фрэнни, со всей серьезностью начинает заниматься имяславием. Да-да, "Откровенные рассказы странника" тоже были настольной книгой детей семьи Глассов. В первой повести мы видим, как ее искренний и глубокий порыв наталкивается на тупое самодовольное непонимание ее приятеля. Во второй - как девушка пытается совместить внутреннее делание, преданность Христу (Которого она, тем не менее, не может принять во всей полноте Евангельского откровения) с профессиональной игрой в театре. Как и везде, смысл произведений заключается в отображении внутреннего мира героев. Но само это раскрытие образа происходит настолько гениально, что Достоевский с Карамазовыми отдыхает.

И только потом, немного разобравшись в авторе, его стиле и методе, можно читать другие работы Селинджера, и уже в последнюю очередь - "Над пропастью во ржи".

Или перечитать. Во второй, десятый или сотый раз.

Вадим Шумилов
shumiloff@mail.ru